Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он сражался честно, тут я должен сознаться, потому что он стоял на ногах, но жеребец применил все возможные трюки, известные необъезженным лошадям. Только мое умение и сила удерживали меня на его спине, и даже калкары, наблюдавшие за происходящим, зааплодировали.
Остальное было проще простого. Я обращался с ним ласково; такого отношения он до сих пор не знал, и так как он был очень умным конем, то быстро сообразил, что я не только его хозяин, но и друг. Будучи укрощенным, он стал одним из самых ласковых и послушных животных, которых я видел, и даже Хуана ездила на нем верхом.
Я любил всех лошадей и так было всегда, но, думаю, я никогда не любил ни одно животное так, как Красную Молнию, — мы назвали его эти именем.
Власти оставили нас на некоторое время в покое, потому что ругались между собой. Джим сказал, что существует старая пословица: когда воры дерутся, честные люди могут вздохнуть спокойно — и это идеально подходило к нашему случаю. Но мир не мог длиться вечно, и когда он нарушился, удар оказался самым худшим из достававшихся на нашу долю.
Однажды вечером отца арестовали за ночную торговлю, и его увела Каш гвардия. Они арестовали его, когда он возвращался домой от загородок с козами, и даже не позволили ему попрощаться с матерью. Хуана и я ужинали в нашем доме в трехстах ярдах и не знали ничего, пока мать не прибежала к нам и не рассказала все. Она сказала, что все было сделано быстро: они арестовали отца и исчезли прежде, чем она успела выбежать из дома. У них была свободная лошадь, они посадили на нее отца и затем отправились в сторону озера. Мне показалось странным, что ни я ни Хуана не слышали топота копыт.
Я моментально отправился к Пхаву и потребовал сообщить, почему мой отец арестован, но он притворился незнающим. Я приехал к нему на Красной Молнии; оттуда я поскакал к баракам Каш гвардии, где находилась военная тюрьма. Закон запрещал приближаться к баракам после захода солнца без разрешения, поэтому я спрятал Красную Молнию в тени каких-то развалин, в ста ярдах в стороне, и пошел пешком к посту, где, как мне было известно, располагалась тюрьма. Она состояла из высокого частокола, внутри которого находились землянки. По их крышам бродили вооруженные охранники. В центре прямоугольника располагалось открытое пространство, где заключенные занимались, готовили еду и стирали свою одежду — если они, конечно, следили за собой. Редко когда здесь содержалось больше пятидесяти человек, это был лишь пересылочный лагерь, где содержались ожидающие приговора и те, которых должны были отправить на шахты. Последние обычно перегонялись партиями от двадцати пяти до сорока человек.
Они шли, окруженные вооруженными охранниками, пятьдесят миль к ближайшим шахтам, лежавшим юго-западнее нашего Тейвоса; их гнали, словно скот, погоняя бичами из бычьей шкуры. От издевательств, по словам убежавших, каждый десятый умирал во время марша.
Хотя людей иногда приговаривали на короткие сроки — пять лет работы на шахтах — никто никогда оттуда не вернулся, за исключением нескольких сбежавших, настолько отвратительно с ними обращались и так скудно кормили. Они работали по двенадцать часов в день.
Я старался прятаться в тени стены частокола, чтобы не быть замеченным Каш гвардейцами, ленивыми, непослушными, плохо управляемыми солдатами. Они поступали, как им вздумается, хотя во время правления Ярта была сделана попытка укрепить дисциплину, Ярт хотел установить военную олигархию. После того, как прибыл Ор-тис, они принялись отдавать честь по старинному и пользовались титулами вместо обычного «Брат».
Добравшись до стены, я не мог никак связаться со своим отцом, так как любой шум мог привлечь внимание охраны. Наконец в щель между двумя бревнами я обратил на себя внимание заключенного. Человек подошел ближе к частоколу, и я шепнул ему, что хочу поговорить с Джулианом 8-м. К вящей удаче я наткнулся на знакомого — вскоре он привел отца, и мы принялись говорить тихим шепотом.
Он сообщил мне, что был арестован за ночную торговлю, и что суд состоится завтра. Я спросил его, хочет ли он сбежать — я могу изыскать возможность помочь, если он решится, но он твердил, что невиновен; что находился ночами на ферме много месяцев, что все, без сомнения, было ошибкой, его приняли за кого-то другого и завтра освободят.
Я сомневался в этом, но он не хотел и слушать о побеге и спорил, что они должны доказать его вину, а это им не удастся.
— Куда же мне идти, — спросил он, — если я убегу отсюда? Я могу спрятаться в лесу, но что это за жизнь?! Я ведь не смогу никогда вернуться к твоей матери. Уверен, они ничего не смогут доказать, и я предпочитаю предстать перед судом, чем провести остаток жизни вне закона.
Думаю, он отверг мою помощь не потому, что ожидал освобождения; он боялся, что со мной может произойти нечто плохое, если я помогу ему бежать.
В любом случае мне ничего не оставалось делать, ведь он запретил мне помогать ему, и я отправился домой с тяжелым сердцем и печальными мыслями.
Приговоры Тейвоса были публичными или, как минимум, должны были быть таковыми, хотя это не доставляло никакого удовольствия зрителям, если их и удавалось найти. Но под новым правлением Ярта военные трибуналы стали закрытыми, и отец предстал именно перед таким судом.
9. Я избиваю офицера
Мы прожили несколько дней в немыслимой тревоге — ничего не зная, ничего не слыша, и однажды вечером одинокий Каш гвардеец подъехал к дому отца. Мы с Хуаной находились рядом с матерью. Гвардеец спешился и постучал в дверь — необычная вежливость с их стороны. Он вошел после моего приглашения и стоял какое-то время, смотря на мать. Он был всего лишь мальчишка — большой мальчишка-переросток. В его глазах не было жестокости, а в чертах — ничего животного. Видимо, кровь его матери превалировала, и он без сомнения не был чистым калкаром. Наконец он заговорил.
— Кто из вас женщина Джулиана 8-го? — спросил он. Однако он смотрел на мать, словно догадывался.
— Я, — ответила мать.
Посланец шаркнул ногой и с шумом выпустил воздух — это походило на приглушенный вздох.
— Мне очень жаль, — сказал он, — что я принес вам такие печальные вести. — И вы решили, что случилось худшее.
— Шахты? — спросила мать, и он кивнул.
— Десять лет! — воскликнул парнишка, словно говорил о смертном приговоре, что в сущности было одно и то же. — У него не было никаких шансов, — сказал он. — Это было ужасно. Они животные!
Я не мог сдержать удивления при виде Каш гвардейца, говорящего так о себе подобных, и он, видимо, заметил мое выражение лица.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Сепаратная война - Джо Холдеман - Научная Фантастика
- Земля, позабытая временем - Эдгар Берроуз - Научная Фантастика
- Черный Ферзь - Михаил Савеличев - Научная Фантастика
- Пираты Венеры - Эдгар Берроуз - Научная Фантастика
- Искусственные люди Марса - Эдгар Берроуз - Научная Фантастика
- Иной свет, или Государства и империи Луны - Сирано Де Бержерак - Научная Фантастика
- В сердце Земли - Эдгар Берроуз - Научная Фантастика
- Возлюбленный дикарь - Эдгар Берроуз - Научная Фантастика
- Пещерная девушка - Эдгар Берроуз - Научная Фантастика
- Обратно в каменный век - Эдгар Берроуз - Научная Фантастика